Неточные совпадения
Красавец обер-кельнер с начинавшимся от
шеи пробором в густых напомаженных волосах, во фраке и с широкою белою батистовою грудью
рубашки, со связкой брелок над округленным брюшком, заложив руки в карманы, презрительно прищурившись, строго отвечал что-то остановившемуся господину.
Сам больной, вымытый и причесанный, лежал на чистых простынях, на высоко поднятых подушках, в чистой
рубашке с белым воротником около неестественно тонкой
шеи и с новым выражением надежды, не спуская глаз, смотрел на Кити.
Старшая девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая, как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду
рубашке и в накинутом на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его
шею своею длинною, высохшею как спичка рукой.
Спустив
рубашку до колен, вытирая полотенцем
шею, грудь, она не попросила, а приказала...
В самом деле было неудобно: Дуняша покачивала голову его, жесткий воротник
рубашки щипал кожу на
шее, кольцо Дуняши больно давило ухо.
— Черт знает что! Может, лучше бы я какие-нибудь
рубашки шила, саваны для больниц… Скажи, — может — лучше?
Варвара возвратилась около полуночи. Услышав ее звонок, Самгин поспешно зажег лампу, сел к столу и разбросал бумаги так, чтоб видно было: он давно работает. Он сделал это потому, что не хотел говорить с женою о пустяках. Но через десяток минут она пришла в ночных туфлях, в
рубашке до пят, погладила влажной и холодной ладонью его щеку,
шею.
Невыспавшиеся девицы стояли рядом, взапуски позевывая и вздрагивая от свежести утра. Розоватый парок поднимался с реки, и сквозь него, на светлой воде, Клим видел знакомые лица девушек неразличимо похожими; Макаров, в белой
рубашке с расстегнутым воротом, с обнаженной
шеей и встрепанными волосами, сидел на песке у ног девиц, напоминая надоевшую репродукцию с портрета мальчика-итальянца, премию к «Ниве». Самгин впервые заметил, что широкогрудая фигура Макарова так же клинообразна, как фигура бродяги Инокова.
Обломов сидит с книгой или пишет в домашнем пальто; на
шее надета легкая косынка; воротнички
рубашки выпущены на галстук и блестят, как снег. Выходит он в сюртуке, прекрасно сшитом, в щегольской шляпе… Он весел, напевает… Отчего же это?..
— А вы где заказали
рубашки? Кто вам
шьет? — живо спросила хозяйка.
«Как ни наряди немца, — думала она, — какую тонкую и белую
рубашку он ни наденет, пусть обуется в лакированные сапоги, даже наденет желтые перчатки, а все он скроен как будто из сапожной кожи; из-под белых манжет все торчат жесткие и красноватые руки, и из-под изящного костюма выглядывает если не булочник, так буфетчик. Эти жесткие руки так и просятся приняться за
шило или много-много — что за смычок в оркестре».
— Да нет, вы, пожалуйста, не верьте: это совершенная клевета! Никакой барышни не было: приезжала просто портниха, которая
рубашки шьет. Примерять приезжала…
— Что нам за дело? — говорила хозяйка, когда он уходил. — Так не забудьте, когда понадобится
рубашки шить, сказать мне: мои знакомые такую строчку делают… их зовут Лизавета Николавна и Марья Николавна.
Одета, как наши бабы: на голове платок, около поясницы что-то вроде юбки, как у сарафана, и сверху
рубашка; и иногда платок на
шее, иногда нет.
Тонкие породистые руки с длинными пальцами были выпростаны поверх голубого сарафана с затканными серебряными цветочками; белая кисейная
рубашка открывала полную, немного смуглую
шею, перехваченную жемчужной ниткой.
Белая батистовая
рубашка выбивалась из-под этих пройм красивыми буфами и облегала полную белую
шею небольшой розеткой.
Они нашли Привалова на месте строившейся мельницы. Он вылез откуда-то из нижнего этажа, в плисовой поддевке и шароварах; ситцевая рубашка-косоворотка красиво охватывала его широкую
шею. На голове был надвинут какой-то картуз. Когда Зося протянула ему руку, затянутую в серую шведскую перчатку с лакированным раструбом, Привалов с улыбкой отдернул назад свою уже протянутую ладонь.
— Она и теперь в конюшне стоит, — флегматически отвечал Илья, трогая одной рукой то место, где у других людей бывает
шея, а у него из-под ворота ситцевой
рубашки выползала широкая жирная складка кожи, как у бегемота. — Мне на што ее, вашу метлу.
И она действительно накинула ему образок на
шею и стала было вправлять его. Митя в большом смущении принагнулся и стал ей помогать и наконец вправил себе образок чрез галстук и ворот
рубашки на грудь.
По всему правому борту
рубашки, вокруг
шеи и по подолу тянулась широкая полоса, покрытая узорными вышивками.
Чего тут только не было: порожний мешок из-под муки, 2 старенькие
рубашки, свиток тонких ремней, пучок веревок, старые унты, гильзы от ружья, пороховница, свинец, коробочка с капсулями, полотнище палатки, козья шкура, кусок кирпичного чая вместе с листовым табаком, банка из-под консервов,
шило, маленький топор, жестяная коробочка, спички, кремень, огниво, трут, смолье для растопок, береста, еще какая-то баночка, кружка, маленький котелок, туземный кривой ножик, жильные нитки, 2 иголки, пустая катушка, какая-то сухая трава, кабанья желчь, зубы и когти медведя, копытца кабарги и рысьи кости, нанизанные на веревочку 2 медные пуговицы и множество разного хлама.
Одет он был так, как вы знаете по бесчисленным фотографиям, картинкам, статуэткам: на нем была красная шерстяная
рубашка и сверху плащ, особым образом застегнутый на груди; не на
шее, а на плечах был платок, так, как его носят матросы, узлом завязанный на груди. Все это к нему необыкновенно шло, особенно его плащ.
Левко посмотрел на берег: в тонком серебряном тумане мелькали легкие, как будто тени, девушки в белых, как луг, убранный ландышами,
рубашках; золотые ожерелья, монисты, дукаты блистали на их
шеях; но они были бледны; тело их было как будто сваяно из прозрачных облак и будто светилось насквозь при серебряном месяце. Хоровод, играя, придвинулся к нему ближе. Послышались голоса.
Белье им
шили в деревне из неизносимого домотканого холста и крашенины, исключая праздничных
рубашек, для которых покупались в Москве кумач и ситец.
— А ты вот покричи, так я тебе и
шею накостыляю, — спокойно ответил Харитон Артемьич и для большей убедительности засучил рукава ситцевой
рубашки. — Ну-ка, иди сюды. Распатроню в лучшем виде.
— Как нынче манишки-то стали
шить! Совсем как мужчинская
рубашка, — говорила сестра Феоктиста, оправляя надетую на Женни манишку.
Платье его было все пропылено, так что пыль въелась в него и не отчищалась,
рубашка измятая,
шея повязана черным платком, концы которого висели до половины груди.
Он повиновался, открыл глаза, повернулся к ней, обвил рукой ее
шею, притянул немного к себе и хотел поцеловать в вырез
рубашки — в грудь. Она опять нежно, но повелительно отстранила его.
Без всякой церемонии, он вынул из-за своего пояса заткнутые ножницы и разрезал ими на покойнице саван, сарафан и
рубашку, начиная с подола до самой
шеи, разрезал также и рукава у
рубашки, и все это развернул.
Из-за распахнувшейся на мгновение шубы я заметил отлично сшитый сюртук и ослепительной белизны
рубашку с крупными брильянтовыми запонками; на руках перчатки a double couture, [двойной строчки (франц.)] на
шее — узенький черный col… [галстук (франц.)]
— А откуда взял папка деньги, чтоб тебе батистовую
рубашку сшить?
Начальник бастиона, обходивший в это время свое хозяйство, по его выражению, как он ни привык в 8 месяцев ко всяким родам храбрости, не мог не полюбоваться на этого хорошенького мальчика в расстегнутой шинели, из-под которой видна красная
рубашка, обхватывающая белую нежную
шею, с разгоревшимся лицом и глазами, похлопывающего руками и звонким голоском командующего: «первое, второе!» и весело взбегающего на бруствер, чтобы посмотреть, куда падает его бомба.
В эти три дня я в тоске слонялся по острогу, лежал на своих нарах, отдал
шить надежному арестанту, указанному мне Акимом Акимычем, из выданного мне казенного холста
рубашки, разумеется за плату (по скольку-то грошей с
рубашки), завел себе, по настоятельному совету Акима Акимыча, складной тюфячок (из войлока, обшитого холстом), чрезвычайно тоненький, как блин, и подушку, набитую шерстью, страшно жесткую с непривычки.
Мальчик съехал с кумача подушки и лежал на войлоке, синеватый, голенький,
рубашка сбилась к
шее, обнажив вздутый живот и кривые ножки в язвах, руки странно подложены под поясницу, точно он хотел приподнять себя. Голова чуть склонилась набок.
Вместо всего этого, он теперь старался поскорее вылезть из какой-то немецкой кургузой куртки, не закрывавшей даже как следует того, что должно быть закрыто хорошей одеждой;
шею его подпирал высокий воротник крахмальной
рубашки, а ноги нельзя было освободить из узких штанов…
Увар Иванович лежал на своей постели.
Рубашка без ворота, с крупной запонкой, охватывала его полную
шею и расходилась широкими, свободными складками на его почти женской груди, оставляя на виду большой кипарисовый крест и ладанку. Легкое одеяло покрывало его пространные члены. Свечка тускло горела на ночном столике, возле кружки с квасом, а в ногах Увара Ивановича, на постели, сидел, подгорюнившись, Шубин.
Как свежо, светло было отроческое лицо это, —
шея раскрыта, воротник от
рубашки лежал на плечах, и какая-то невыразимая черта задумчивости пробегала по устам и взору, — той неопределенной задумчивости, которая предупреждает будущую мощную мысль; «как много выйдет из этого юноши», — сказал бы каждый теоретик, так говорил мсье Жозеф, — а из него вышел праздный турист, который, как за последний якорь, схватился за место по дворянским выборам в NN.
— А ты меня, касаточка, спроси, как все это дело устроить… Когда Савины дочь выдавали, так я все приданое своими руками кроил невесте. Уж извини, касаточка: и
рубашки, и кофточки — все кроил… И
шить я прежде источник был; не знаю, как нынче.
Вернувшись с завода и наскоро пообедав, Бобров вышел на крыльцо. Кучер Митрофан, еще раньше получивший приказание оседлать Фарватера, гнедую донскую лошадь, с усилием затягивал подпругу английского седла. Фарватер надувал живот и несколько раз быстро изгибал
шею, ловя зубами рукав Митрофановой
рубашки. Тогда Митрофан кричал на него сердитым и ненатуральным басом: «Но-о! Балуй, идол!» — и прибавлял, кряхтя от напряжения: «Ишь ты, животная».
— Какая кpacoтa! Boт такой и был Роллер! — услыхал я слова Песоцкого. — Знаете что: никакой
рубашки, никакого верхнего платья! Только одна петля на
шее. Какая красота! Откуда вы весь бронзовый? Какие мышцы!
И с этими словами Жуквич проворно развязал свой галстук и раскрыл воротник своей
рубашки. Елена увидела у него на
шее довольно большой шрам, показавшийся ей как будто бы в самом деле происшедшим от веревки.
Кирсанов был одет в чистенький вицмундир; из-под жилета виднелась ослепительной белизны
рубашка; галстух на
шее был аккуратно повязан; под мышкой он крепко стискивал щегольской портфель.
— Войдите, — повторил нежно тот же спокойный голос, и мы очутились в комнате. Между окном и столом стоял человек в нижней
рубашке и полосатых брюках, — человек так себе, среднего роста, не слабый, по-видимому, с темными гладкими волосами, толстой
шеей и перебитым носом, конец которого торчал как сучок. Ему было лет тридцать. Он заводил карманные часы, а теперь приложил их к уху.
Мирон всё чаще говорил: рабочие бунтуют не ради того, чтоб улучшить своё положение, но потому, что им со стороны внушается нелепейшая, безумнейшая мысль: они должны взять в свою волю банки, фабрики и вообще всё хозяйство страны. Говоря об этом, он вытягивался, выпрямлялся, шагал по комнате длинными ногами и вертел
шеей, запуская палец за воротник, хотя
шея у него была тонкая, а воротник
рубашки достаточно широк.
Широкое добродушное лицо Ароматова при последних словах точно расцвело от улыбки: около глаз и по щекам лучами разбежались тонкие старческие морщины, рыжеватые усы раздвинулись и по широким чувственным губам проползла удивительная детская улыбка. Ароматов носил окладистую бородку, которую на подбородке для чего-то выбривал, как это делают чиновники. Черный шелковый галстук сбился набок, открывая сомнительной белизны ситцевую
рубашку и часть белой полной
шеи.
Завиваясь тщательно каждый день у парикмахера цирка, Беккеру, по-видимому, все равно было, что из двух
рубашек, подаренных мальчику прачкой Варварой, — оставались лохмотья, что белье на теле мальчика носилось иногда без перемены по две недели, что
шея его и уши были не вымыты, а сапожишки просили каши и черпали уличную грязь и воду.
В костюме его была заметна изысканность и претензия на моложавость: на нем был английского тонкого сукна довольно коротенький сюртучок; нежный и мягкий платок, замысловато завязанный, огибал его
шею; две брильянтовые пуговицы застегивали батистовую
рубашку с хитрейшими складками.
На старичке был опрятный серый сюртук с большими перламутровыми пуговицами; розовый галстучек, до половины скрытый отложным воротничком белой
рубашки, свободно обхватывал его
шею; на ногах у него красовались штиблеты, приятно пестрели клетки его шотландских панталон, и вообще он весь производил впечатление приятное.
Елеся.
Рубашки берут
шить русские ситцевые на площадь на продажу, по пятачку за штуку.
Вечером прихожу; гляжу — она сидит перед свечкой и
рубашку себе новую
шьет, а на столе перед ней еще так три, не то четыре
рубашки лежат прикроенные.